Россия 18-19 вв глазами иностранцев

Это (московиты) – народ, рожденный для

рабства и свирепо относящийся ко всякому

проявлению свободы; они кротки, если угне-

тены, и не отказываются от ига… Даже у ту-

рок нет такого унижения и столь отвратитель-

ного преклонения перед скипетром своих От

томанов. Иоанн Барклай (1582-1621)

В реферате рассматриваются произведения зарубежных авторов, посетивших

стране в записках, мемуарах, письмах, которые они публиковали в странах Европы – Франции, Голландии, Германии. Интерес к этим произведениям в Европе был достаточно высок, что обусловлиалось рядом причин. Политические, экономические, культурные, военные связи с Россией в этот период бурно развивались. Россия оказывала серьёзное влияние на ход мировых событий. И всвязи с этим интерес иностранцев к России, к событиям, происходящим в ней был объясним.

Зарубежные читатели имели возможность составить для себя образ России по книгам многих авторов. Далеко не все из них придерживались объективного взгляда на Россию, давая лишь поверхностсную оценку происходящему в стране, а некоторые, например французский автор маркиз де Кюстин, создали прямо-таки чудовищный образ России. Однако нельзя сказать, что все европейцы, писавшие тогда о России, испытывали к ней отвращение, напротив, таких было немного. Тот, кто критиковал Россию, в конечном итоге отдавал должное величию, духу страны и её народа. В этом смысле записки того же Кюстина весьма показательны. Другие авторы, анализ произведений которых приведён в реферате,отличаются большей сдержанностью и сбалансированностью, так что у человека, знакомящегося с Россией только по этим книгам, может возникнуть вполне объективное мнение о стране, обществе, быте народа и условиях, в которых он живёт.

Произведения анализируются в хронологическом порядке.

РОССИЯ В ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКИХ СОЧИНЕНИЯХ 18 в.

Записки, воспоминания, дневники путешествий иностранцев, посетивших Россию в 18 веке, составляют целую библиотеку. На протяжении всего столетия в стране находились тысячи людей из всех стран мира. Это были купцы, ремесленники, инженеры, военные, учёные, специалисты отдельных отраслей знаний, дипломаты, туристы, разведчики, авантюристы и просто искатели счастья. Политика и культура, экономика и быт, религия и нравы-всё отразилось в записках и мемуарах, докладах и тайных реляциях. Огромная страна явилась темой бесчисленных сочинений. Но что же видели иностранцы в России 18 века? Этот век для России – эпоха коренной перестройки. Именно с этого времени страна встала на путь общенационального прогресса и реформ. По сравнению с прошлым, 17 веком, стали иными государство и государственные институты, общество и его структура. Русь Московская превращалась в Российскую Империю. На мировую арену выступило факти чески новое, ранее неизвестное государство. Российская Империя – это огромная могучая страна, чья территория располагалась в трех частях света: в Европе, Азии и Америке, чьи интересы проявлялись почти во всех этапах развития мировой политики, наконец, чей потенциал, влияние, а, подчас, и простое вмешательство, определяли ход мировой истории – от колонизации Аляски до вхождения в состав России Закавказья и спасения его населения от уничтожения иранскими шахами, от выступления в качестве международного гаранта самого существования Германской Империи до создания первого греческого государства – Республики Ионических Островов, от национального, культурного и даже религиозного гнёта украинского и белорусского народов и до политики “ вооружённого нейтралитета”, в результате действия которого была решена мирным путём сложнейшая проблема международных отношений, прекращена агрессия Великобритании, защищена Американская революция и сохранена молодая республика – США.

Огромные изменения произошли в русской экономике 18 века. Были освоены колоссальные по своей площади территории Поволжья, Сибири, Чернозёмного Центра, Слободской и Южной Украины. Чернозёмная зона становится житницей страны. Россия полностью удовлетворяет себя хлебом и сельскохозяйственной продукцией, которая уже вскоре становится ощутимой статьёй руского экспорта. Интенсивное развитие мануфактур обеспечивало резкий подъём промышленности России. Появилась специализация отдельных промышленных районов металлургии и металлообработки. Для 18 века характерны общий рост русских городов, значительное развитие в них ремесла, торговли, промыслов. В условиях укрепления и развития единого всероссийского рынка торговля приобретает огромное значение. Кроме городских центров, в деле общего процесса купли-продажи имеют исключительное значение местные ярмарки ( их было более 1500). Их оборот составлял многие десятки миллионов рублей серебром. Особенность внешней торговли заключалась в преобладании вывоза над ввозом и широком экспорте продуктов русской металлургии. В середине 80-х годов 18 века их вывоз достиг огромного для того времени объёма – 2 мрд пудов.

Неизмерим вклад России 18 века, русского народа в сокровищницу мирового прогресса. Уже само по себе создание Академии наук и Московского университета, Академии Художеств и Медико-Хирургической Академии, создание целой системы светской школы, насчитывающей десятки тысяч учащихся и массовый выпуск научной, светской, политической книги, чей репертуар включал многие и многие тысячи названий,- всё это – огромный успех в области науки, культуры, просвещения. Нет сомнения, что научная и творческая деятельность таких учёных, как М.В.Ломоносов, Л. Эйлер, С.П.Крашенинников, В.Н.Татищев, И.И.Ползунов, И.П.Кулибин, таких просветителей, как Н.И.Новиков, И.П.Пнин и первый русский революционер А.Н.Радищев, таких писателей, как Д.И.Фонвизин, И.А.Крылов, А.П.Сумароков, Г.Р.Державин, таких художников, скульпторов и архитекторов, как Д.Г.Левицкий, Ф.С.Рокотов, М.Ф.Казаков, Д.Кварнеги, В.И.Баженов, Э.М.Фальконе, В.В.Растрелли, Ф.И.Шубин, - этапы огромного, даже в масштабах мировой цивилизации, общего развития русской культуры, науки, просвещения.

Конечно, русское государство было классовым, стремившимся к исполнению и исполнявшим требования и желания господствующего класса – помещиков, дворян и чиновников. В России 18 века существовало крепостное право. Самодержавная власть – император и весь государственный аппарат – охраняла и защищала сословно-крепостнический строй, который базировался на эксплуатации народных масс, и прежде всего крестьянства, составлявшего 9/10 населения Российской Империи. Вряд ли царизм мог вести свою активную, подчас агрессивную политику без материальных и духовных богатств России.

Для России 18 века характерно и ещё одно немаловажное явление. Значительные изменения во всех сферах экономической и политической жизни, естественно, вели феодально-крепостнический строй к разложению, к формированию в его недрах новых производительных сил. Самая характерная особенность России 18 века – это возникновение ростков нового прогрессивного строя, возникновение капиталистического уклада.

Громадны и всеобъемлющи проблемы, ставящиеся в огромной стране. Но и масштабы преобразований, и качественные изменения в обществе – всё привлекало иностранцев в России 18 века.

Одну из наиболее ярких и полных картин России начала 18 века, эпохи царствования молодого Петра, даёт книга голландца де Бруина (16521727) – художника, этнографа, писателя. Опытный путешественник, проницательный наблюдатель, он многое увидел и зафиксировал во время своих поездок по стране. Основная ценность книги – изображение первоначального этапа петровской реформы, когда сосуществовало и новое, ещё не окрепшее, но уже развивающееся, и старое, на первый взгляд стабильное, незыблемое, а на самом деле обречённое на слом. Это сосуществование нового и старого де Бруин видит во многом: и в обществе, и в культуре, и в быту.

В июне 1701 года де Бруин отплывает из Гааги в Архангельск и с сентября того же года по июль 1703 года живёт в России. Второй раз он посещает страну в 1707-1708 годах. В 1711 году де Бруин издал книгу о своих путешествиях “ через московию в Персию и Индию ”. Написанная в форме дневника, содержащего правдивую информацию по вопросам политики, культуры, быта, снабжённая иллюстрациями, книга имела огромный успех и принесла заслуженную известность голландскому путешественнику. Она неоднократно переиздавалась и была переведена на многие языки.

Книга де Бруина отражает постоянное стремление автора увидеть, понять и воспроизвести действительность, время, эпоху. Вот почему она рассказывает о петровских преобразованиях. Они касаются самых разнообразных сфер деятельности – от изменения делопроизводства в приказе, где, по мнению автора, “все деловые бумаги ведутся теперь таким же образом, как и у нас, голландцев”, до новых способов финансирования строительства флота при которых “ каждая тысяча душ крестьян обязана доставлять всё, что нужно для постройки одного корабля и всего, относящегося до этой постройки “.

Совершенно уникальны записки де Бруина по истории Москвы. Он – единственный из иностранцев, кто даёт топографическое описание города в начале 18 века. Хороший художник, профессиональный топограф, любитель зарисовок достопримечательностей, он не только сделал рисунки и планы, но и составил краткий рассказ о памятниках архитектуры столицы и даже её отдельных районов. Де Бруин описывает монастыри, церкви Кремля, надворотные башни, укрепления и целые части города. Некоторые его сведения очень любопытны, например сообщение о строительстве в Кремле деревянного здания театра, о московских бревенчатых мостовых, о расположени присутственных мест.

Чрезвычайно ценен рассказ де Бруина той экскурсии, которую он совершил по приглашению царя Петра. Отметим, что до него подобный осмотр никому из иностранцев не разрешался. Автор пишет, что “Его Величество…приказал показать мне в Москве всё, что заслуживало внимания в церквах и других местах этого города”. Вёл экскурсию И.А.Мусин-Пушкин, “главный смотритель монастырей”, т.е. глава Монастырского приказа. Он показал голландцу основные святыни русской православной церкви – образ Владимирской божьей матери (его по традиции приписывают кисти св. Луки Евангелиста, который писал якобы “с натуры”) и ризу Христа, которая была на нём при казни. Экскурсант увидел облачения патриархов и московских митрополитов, а также храмовую утварь – дароносицы, чаши и ложечки для причастия. Де Бруин обратил внимание на “большую книгу, которую носят в крестные ходы в известные праздники; книга эта была осыпана драгоценными каменьями, а внутри её находилисьво множестве изображения из Св. Писания, и все буквы – золочёные”. Автор описал также и внутреннее убранство храмов в Кремле.

Не менее интересны рассказы де Бруина о встречах с выдающимися современниками. Он видел и наблюдал в повседневной жизни деятелей русской истории. Это, прежде всего, сам Петр Первый. Характерно, что царь в записках де Бруина предстаёт не как грозный монарх, величественный государственный деятель, а как интересный собеседник, внимательный слушатель, любезный человек, радушный хозяин.

Де Бруин знал любимца царя Александра Даниловича Меншикова, боярина князя Ю.Ю.Трубецкого, князя Д.Г.Черкасского, боярина Ф.А.Головина, И.А.Мусина-Пушкина и др.

Книга де Бруина сохранила нам картины целых регионов России. Во время первого путешествия эти районы проходили по маршруту Москва – центральные районы России – Среднее Поволжье (Коломна, Борки, Касимов, Елатьма, Муром). Книга содержит насыщенный рассказ о волжских городах – Казани, Тетюшах, Симбирске, Самаре, Саратове, Царицине. Очень подробно говорится о природном, экономическом, политическом положении крупнейшего го рода в районе Каспийского моря – Астрахани. Специальная глава посвящена западному побережью Каспия, вплоть до ШеМахи. Уже оттуда де Бруин уехал в Персию и далее – на юго-восток Азии.

Оценивая в целом сочинение голландца, надо признать, что доброжелательность и объективность де Бруина во многом способствуют усвоению информации, находящейся в книге. Надо отметить и литературный талант автора. Он проявился при изображении современников, политических событий, природы, памятников, т.е. всего того, что видел, наблюдал, слышал де Бруин. Достоинства книги и объективность автора заставляют оценить сочинение де Бруина как одно из лучших произведений о России первой половины 18 века.

В отличие от записок де Бруина, мемуары герцога Лирийского непосредственно посвящались дипломатической и политической жизни столицы, или, точнее, русского двора. Автор мемуаров принадлежал к одному из знатнейших родов Европы. Он – прямой потомок Марии Стюарт. Именно он и был послан в Россию. “Дюк Лирийский”, как именовали его русские, стал первым испанским послом в Петербурге. Он прожил в России 3 года и в 1731 году уехал из Петербурга в Вену. В 1731 году он командовал испанскими войсками в Италии. Умер в 1733 году в Неаполе, где исполнял обязанности посла. Мемуарное и эпистолярное наследство герцога в виде отдельного тома воспоминаний было издано его сыном в Париже перед самой революцией в 1788 году. Дипломатическая переписка герцога была издана позднее, во второй половине 19 века.

Воспоминания герцога, составленные на дневниковой и эпистолярной основе – достаточно правдивый и точный источник. Подобные мемуары исключают описание фактов по припоминанию, что естественно при создании произведений через определённый отрезок времени. В воспоминаниях герцога почти каждый факт основан на записи в дипломатической депеше, синхронной событию. В этом – значительная их ценность. Другое достоинство мемуаров – в сравнительно спокойном изложении, даже в некоторой “объективности” при повествовании.

Герцог описывает события с ноября 1727 по ноябрь 1730 годов. Всё это время посол был связан с царским двором. Как дипломата его мало интересовали вопросы внутренней политики России, её социальные или культурные проблемы. Его внимание привлекало в основном отношение русских монархов и высших чиновников к вопросам европейской внешней политики, к вопросам взаимоотношений с Испанией. Казалось бы, круг вопросов сугубо профессиональный и на первый взгляд довольно узкий. Тем не менее автор довольно умело нарисовал картину петербургских верхов конца 20-х годов 18 века. Герцог подробно рассказывает о внуке Петра Великого, сыне царевича Алексея- императоре Петре Втором. Он отмечает стремление Долгоруких, ближайшего окружения императора, вернуться к старым, допетровским порядкам. Посол довольно подробно рассказывает о создании группы “верховников”, состоящей из представителей родовитого дворянства и высшей бюрократии. Именно они составили и подали “Кондиции” (условия) императрице Анне. По этим обстоятельствам она лишалась права самодержицы, и Россия превращалась в государство, правление которого напоминало бы Польшу или Англию, где была ограничена власть монарха. Под влиянием дворянства и гвардии Анна уничтожила “Кондиции”.

Пожалуй, наиболее интересны в записках портретные характеристики современников, составленные герцогом на основе личного общения, наблюдений, слухов, а также всякой иной, самой разнообразной, информации , которой пользовались и пользуются профессиональные дипломаты и разведчики. Подобные “портреты”, заимствованные из посольского досье, предназначенного для практической работы членов дипломатической миссии и преемника самого посла, содержат любопытные характеристики. Они составлены по несложному плану: умственный потенциал описываемого, его достоинства и недостатки, основные свойства характера, положение в обществе, личные средства и связи. Часто добавляется описание внешности.

Чьи же ”портреты” находим в мемуарах герцога Лирийского? Это серии характеристик, досье на членов императорской династии, начиная с Анны. Вот, например, рассказ о Елизавете Петровне, будущей императрице. “ПринЦесса Елисавета, дочь Петра Первого и царицы Екатерины, такая красавица, каких я никогда не видывал. Цвет лица её удивителен, глаза пламенные, рот совершенный, шея белейшая и удивительный стан. Она высокого роста и чрезвычайно жива. Танцует хорошо и ездит верхом без малейшего страха. В обращении её много ума и приятности, но заметно некоторое честолюбие”. В книге даны также характеристики русских дипломатов, государственных деятелей, а также иностранных послов, аккредитованных при петербургском дворе. Меткие, лаконичные, иногда злые, они дают многое для понимания событий, происходящих в Петербурге.

Записки де Рюльера несколько отличаются от мемуаров герцога Лирийского. Они посвящены одному, правда, очень важному эпизоду истории России – перевороту 1762 года и вступлению на престол Екатерины Второй. Автор книги “История и анекдоты революции в России в 1762 году” Шевалье Рюльер (1735 – 1791) был секретарём барона Брейтеля, французского посла в Петербурге. Он прожил в столице около двух лет и был очевидцем событий, которые описывает. По своей должности Рюльер и занимался сбором информации. Талантливый беллетрист (его хвалил сам Вольтер), он суммировал свои наблюдения и написал книгу о перевороте 1762 года. По возвращении Рюльера из России во Францию сочинение секретаря посольства распространилось во множестве списков. Им зачитывался не только весь Париж. Оно стало известно при всех королевских дворах Европы. Сама тема, главные действующие лица, их поступки, драматизм ситуаций – всё привлекало внимание читателей, в том числе и высокопоставленных государственных деятелей. Читал сочинения Рюльера и его государь – король Людовик Шестнадцатый. Между тем книга, ввиду её направленности и того фактического материала, который она содержит, не публиковалась при жизни Екатерины Второй. Интересно, что и русский перевод был опубликован только в 20 веке, после революции 1905 года, настолько фактическая версия книги была далека от официальной версии событий 1762 года.

Книга Рюльера, как он сам подчёркивает, посвящена только заговору и перевороту 1763 года. Она не претендует ни на широкие политические обобщения, ни на глубокие политические выводы. Книга Рюльера – плод суммирования, систематики отдельных фактов, информации, собранной энергичным и умным профессиональным разведчиком, человеку, который по роду своей деятельности, да и по своим личным качествам не брезгует использовать, фиксировать любой слух, любое сообщение, любую сплетню, независимо от их харктера и источника распространения. Для Рюльера они пригодны, лишь бы укладывались в его схему рассказа. Вот почему, при всей реалистичности характеристик, они подчас грешат субъективностью именно из-за “всеядности” автора, отсутствия авторского отбора в потоке информации. Несмотря на некоторые просчёты при создании характеристик, свою основную задачу автор решает полностью. Ведь главная цель книги – собрать конкретные данные, нарисовать конкретную картину, показать конкретных людей.

В начале книги даны характеристки главных действующих лиц и их окружения. Даже сами по себе подобные портреты представляют значительный интерес. Описывая Петра Третьего, Рюльер даёт чёткую, весьма правдоподобную характеристику голштинскому “уроду”, ”чёртушке”, - по выражению императрицы Елизаветы. Отметим, что она полностью совпадает с наблюдениями других современников. Итак, в книге Рюльера читаем: “ Беспредельная страсть к военной службе не оставляла его (т.е. Петра Третьего) во всю жизнь; любимое занятие его состояло в экзерциции (т.е. в воинских упражнениях). Его наружность, от природы смешная, делалась таковою ещё более в искажённом прусском наряде…Большая, необыкновенной фигуры, шляпа прикрывала малое и злобное лицо довольно живой физиономии, которую он ещё более безобразил беспрестанным кривлянием для своего удовольствия. Однако он несколько живой ум и отличную способность к шутовству ”. К этой характеристике трудно добавить что-либо, и тем не менее Рюльер указывает, что Пётр Третий был жалок, что у него не было никаких дарований и был он попросту глуп, и т.п. Несмотря на плоко скрытую неприязнь автора книги к антагонисту императора – Екатерине, Рюльер даёт, в общем, положительную характеристику “похитительнице престола”. Она умна, хитра, хорошо разбрается в политике, умеет привлекать людей, честолюбва, что толкает её к достижению тех целей, которые она перед собой поставила.

Рюльер очень хорошо показывает, и это надо отнести на счёт ума и наблюдательности автора, что ни отрицательные черты императора, ни положительные – Екатерины сами по себе не являлись залогом успеха столь быстрого и бескровного переворота, если бы не были нарушены основные направления русской политики, попрано национальное достоинство страны. Пётр Третий, русский император, открыто пытался стать “вассалом” прусского короля Фридриха Второго, с которым в тот момент воевала Россия. Император потребовал прекратить войну с Пруссией и начать – с Данией, бывшей союзницей. Русская армия была послана на помощь Фридриху. Попытка введения для русского законодательства прусских законов, огромный приток немцев, которые, как при Бироне, получали государственные посты, издевательство над русской культурой, языком и религией и, наконец , открытое недовольство народа – вот основные причины успеха переворота 1762 года.

В общем надо признать, что, несмотря на всю направленность записок, а подчас и тенденциозность, они, безусловно, являются интереснейшим памятником истории быта и нравов определённого круга русского общества 60-х годов 18 века. Записки также любопытны как превосходный памятник той историко-политической литературы, которая выпускалась по случаю каких-либо экстраординарных событий при королевских дворах Европы. Как видим, благодаря Рюльеру, секретарю французского посла барона Брейтеля, Россия также не избежала этой участи.

Одним из наиболее интересных источников по истории России 18 века являются “Записки графа Сегюра” (1753 – 1830). В России он прожил около 4 лет – с 1785 по 1789 годы. Его записи, документы и докладные записки о пребывании в этой стране послужили лучшей и самой яркой частью обширных мемуаров французского посла.

“Записки” графа Сегюра открываются рассказом о приезде в империю. Свои первые впечатления о России он связывает с Петербургом. Сегюр отмечает “гений” Петра, благодаря которому возник город: “Под серым небом, несмотря на стужу… повсюду можно было видеть следы силы власти и памятники Петра Великого…Я был приятно поражён, когда в местах, где некогда были одни лишь обширные, бесплодные и смрадные болота, увидел красивые здания города, основанного Петром и сделавшегося менее чем в сто лет одним из богатейших, замечательнейших городов в Европе ”. По приезде в Петербург Сегюр детально занимается с русским двором и со своими коллегами – послами европейских держав. В чём видит свою основную цель, главную задачу молодой блестящий посол короля Франции? Перед ним – очень нелегкая задача – наладить взаимоотношения между его страной и Россией. Для Франции это чрезычайно важно.

Во многом благодаря стараниям Сегюра был заключён русско-французский торговый договор 1787 года. Франция получала возможность торговать на тех же условиях, что и англичане, а русские товары освобождались от тяжёлых пошлин в Марселе. Именно этим дипломатическим и политическим целям и задачам, разрешению их в спорах и контактах с русской дипломатией и госудеятелями и посвящены мемуары Сегюра. Но не только им. Одновременно целая галерея современников Сегюра проходит перед нами. Картины быта, нравов, описание путешествий императорского двора к южным пределам страны и даже изображение природных ландшафтов содержится в книге. И всё-таки, пожалуй, наиболее рельефны и интересны у Сегюра портреты его знаменитых современников. Это прежде всего зарисовки характеров выдающихся личностей, которых он хорошо знал и с которыми он сталкивался на протяжении всего пребывания в России. Речь идёт о Екатерине Второй и Потёмкине. Сегюр наблюдал обоих и на дипломатических приёмах, и при решении государственных дел, и в домашней обстановке. Наблюдений было много, и самых разнообразных. Он подметил некоторые особенности характеров Екатерины и Потёмкина и пишет о них с известной долей иронии и даже предубеждения, что, впрочем, естественно для иностранца, француза, дипломата, представляющего в России недружественную державу. И тем не менее в “Записках” находим очень интересные, живые, полнокровные изображения. Так, он отмечает большой государственный ум Екатерины Второй, её энергию, волю, самообладание, чувство такта и меры. Для Сегюра она – образец политического деятеля. Екатерина решительно, чётко ставит цель и стремится к её достижению, много и плодотворно работает, пытается контролировать своих министров. Она стремится к созданию “хороших” законов для населения огромной страны, пытается обезопасить её от внешних врагов, ревностно относится к защите её интересов на международной арене.

Конечно, в описании попадается несколько слащавых характеристик императрицы. Их можно отнести и на счёт комплиментов опытного царедворца, светского человека и дипломата, а также на счёт общего понимания идеальных отношений между “добрым” монархом и его “простым” народом. Но иногда подобная идиллия нарушается как по воле автора, так и в силу объективной исто-рической действительности. Описание того, что ” её (Екатерины) управление было покойное и мягкое”, вдруг прорывается рассказом о восстании Емельяна Пугачёва, а затем убийстве несчастного Ивана Пятого, главного соперника императрицы, обречённого на пожизненное заключение в крепости. Впрочем, некоторые отрицательные черты Екатерины Второй не укрылись от наблюдательности французского посла. Это гипертрофированное тщеславие, ”беспредельное” честолюбие, сухость и рационализм, переходящие в безбрежный эгоизм. Эти черты, так точно подмеченные и откровенно описанные, дополняют портрет Екатерины Второй и совпадают с тем, что отмечают другие современники при характеристике этого выдающегося государственного деятеля своего времени и незаурядной личности.

Автор ”Записок” стеснён в меньшей степени условностями при изображении Потёмкина. Этот портрет получился, пожалуй, не менее жизнен, чем портрет Екатерины. Сегюр рисует его сочными красками. “Светлейший князь” предстаёт перед нами со всеми достоинствами и недостатками. Он умён, энергичен, деятелен, но иногда он ленив, тщеславен, апатичен. Сегюр пытается дать понять читателю, что он был со “светлейшим” на дружеской ноге. Возможно. Правда, сквозь известную лёгкую фамильярность при изображении Потемкина проглядывают определённые боязнь и страх, а также зависимость от решений всесильного фаворита. Но это и понятно. Потёмкин был всемогущ.

Что можно сказать о социальной и политической направленности ”Запи-сок ”? Увлечение модной философией эпохи Просвещения, чтение трудов энциклопедистов, восторженное отношение к такому понятию, как “свобода”, наконец, личное участие в войне за незавмсимость в Америке, казалось бы, даёт заранее ответ на вопрос, как Сегюр мог оценить то, что видел в России, каких вообще классовых позиций он придерживался. В самом деле, французский посол превосходно знает, что такое крепостное право в России. Сегюр видел нищету и разорение народа, который находился под “милостивым правлением” “матушки-государыни”. Более того, из-под его пера срываются точные, превосходные описания социальных контрастов. Вот что Сегюр пишет о путешествии Екатерины на юг в 1788 году: “ Бедные поселяне с заиндевевшими бородами, несмотря на холод, толпами собирались и окружали маленькие дворцы, как бы волшебною силою воздвигнутые посреди их хижин, дворцы, в которых весёлая свита императрицы ” пировала, сидя за “раскошными столами”. Картина контрастов, объективность художественного образа чрезвычайно правдивы и убедительны. И всё же в “Записках” нигде и никогда мы не найдём осуждения того строя, который господствовал в России. Нигде и никогда автор не будет критиковать абсолютизм и феодализм в России. И в политике, и в литературе Сегюр, несмотря на свой либерализм и внешнее преклонение перед свободой, полностью поддерживает общество социального неравенства, ради которого он деятельно и так верно служит французским монархам Людовику Шестнадцатому, Наполеону Бонапарту и Людовику Восемнадцатому.

Особым видом “записок иностранцев” можно полагать дорожные дневники наших “учёных немцев” – петербургских академиков – П.С.Палласа, С.-Г. Гмелина, И.П.Фалька. В качестве специалистов они были приглашены на работу в Россию. Учёные участвовали в ряде академических экспедиций в европейскую и азиатскую части страны. Сбор и систематика данных о природе, населении, достопримечательностях принесли превосходные результаты и внесли неоценимый вклад в мировую науку. Достаточно сослаться на появление первых в мире работ, посвящённых флоре и фауне всей России и отдельно – её огромного региона – Сибири. Совершенно уникальны дорожные дневники академиков, содержащие описание “естественной истории”.

Пётр Симон Паллас (1741- 1811) в 70-80-е годы 18 века опубликовал свой труд “Путешествие по разным провинциям Российского государства”. В 1768 году он возглавил одну из академических экспедиций. В её состав входили и русские учёные Н.П.Соколов, В.Ф.Зуев, Н.П.Рычков. Были обследованы Среднее и Нижнее Поволжье, Заволжье, Урал, Зауралье, Алтай, Западная Сибирь, юг Восточной Сибири и Забайкалье. Кроме того, в некоторые районы выезжали отдельные члены экспедиции: Н.П.Соколов – в Восточную Сибирь, В.Ф.Зуев – в район низовий Оби и побережья Северного Ледовитого Океана, Н.П.Рычков – в Казанскую губернию. Успех экспедиции превзошёл все ожидания. Материалы, наблюдения и исследования учёных явились огромным вкладом в мировую науку. Они не потеряли своё значение и в настоящее время, так как позволяют установить эволюцию природных ландшафтов, флоры и фауны Европейской и Азиатской России за последние 200 лет.

Результатом экспедиции, окончившейся 30 июля 1774 года, были многочисленные сочинения по ботанике, зоологии, но прежде всего географии. Они были опубликованы на латинском, немецком и русском языках в Петербурге и Лейпциге. Богатейшие собрания по флоре и фауне, палеонтологии и этнографии вошли в фонд Академической Кунсткамеры.

Знание, трудолюбие и талант исследователя во многом способствовали научной карьере Палласа. В 1777 году он был назначен членом топографического отдела Российской Империи, в 1782 – коллегии советником, в 1787 – историографом Адмиралтейской коллегии. Но Паллас не стал кабинетным учёным. В первой половине 90-х годов он изучает климат Южной России. В 1796 году совершает поездку в Крым, в Симферополь. В результате появляются его исследования, посвящённые климатологии юга Европейской России. В 1810 году Паллас вернулся в Берлин, где вскоре скончался.

Яркий представитель науки эпохи Просвещения, Паллас был разносторонним учёным, эрудитом, знатоком и специалистом в ряде естественных и даже гуманитарных знаний. Многие открытия Палласа опережали современное ему состояние науки. Он открыл множество новых видов млекопитающих, рыб, птиц, насекомых, растений; исследовал останки вымерших животных: мамонта, буйвола, волосатого носорога. В области теории науки Паллас высказал ряд идей эволюции органического мира, впервые дал целостное изображение систематики животного мира в виде родословной древа; первый отметил следы древнейшего уровня Каспийского моря, определил его старые границы. Наконец, нельзя не отметить его постоянный интерес к “ небесной природе ”, к “ космическим посланцам” – метеоритам. Один из редких железокаменных метеоритов даже получил название “Палласово железо” , палласит, в честь учёного.

Описание пути по Восточной Сибири и Забайкалью начинается с повествования о Красноярске. Учёный приводит данныё о местоположении города, его климате, топографии, торговле, ремесле. Характерная особенность, по мнению путешественника – это интенсивная торговля с Востоком и исключительное плодородие почв и дешевизна сельскохозяйственных продуктов: “Ни в которой части сего государства земные продукты так дёшевы не находятся, как здесь. Едва можно поверить, если скажу, что как я туда приехал, в городе ржаной муки пуд по две копейки и по пяти денег (2,5 копейки), пшеничной же по 4 копейки с деньгою (4,5 копейки)…мясо - от 15 до 25 копеек за пуд…”. Очень много Паллас приводит данных о посевах, урожае, распашке целины и т.д. Цель своих столь подробных рассказов учёный видит в желании “ показать, сколь благополучен в плодородной сей стране крестьянин ”. Особое внимание уделяет учёный флоре и фауне Красноярского Края и его промышленному освоению. Дальнейший путь экспедиции шёл из Красноярска на Канский острог и далее в Иркутск.

Мемуары, записки иностранцев о России 18 века очень разнообразны и по содержанию – фактология, направленность, - и по жанру – форма, методика подачи материала. Но в этом разнообразии предметного описания и плюрализма мнений – их значение и ценность. Восполняя, дополняя, а подчас даже оспаривая друг друга, записки дают возможность увидеть тот образ России 18 века, который складывается у иностранцев, очевидцев происходящих грандиозных перемен в великой стране, в истории великого народа.

Если бы зарубежные читатели знакомились с Россией по произведениям такого рода, как “ Записки о России ” маркиза де Кюстина, написанные в 1839 году, лик её был бы поистине ужасен. Вместе с тем в ряду книг о России это произведение – явление уникальное. И прежде всего потому, что оно написано очень талантливо, страстно, искренне. Тот, кто нникогда не жил в России, не знает её литературу, искусство, историю, прочитав “Записки”, легко уверует, что рассказанное маркизом де Кюстином – правда , – такова сила его негодующего слова. “ Мне казалось, что, говоря правду о России, я совершу нечто новое и смелое. До сих пор страх и заинтересованность диктовали преувеличенные похвалы, ненависть пускала в свет клевету; я же не боюсь ни той, ни другой крайности”, – писал Кюстин.

И так, он стремился быть объективным, сохраняя честь и честность писателя; в этом он видел свой долг, о чём сказано в одном из его писем : “…Но покоряясь своему долгу, я уважал,– надеюсь, по крайней мере , – все приличия, ибо я утверждаю, что есть способ высказывания суровых истин: этот способ состоит в том, чтобы говорить по убеждению, не поддаваясь внушениям тщеславия…Сверх того, так как я многим восхищался в России, я должен был к мо-им описаниям прибавить много похвал…Русские не будут удовлетворены; бывает ли когда удовлетворено самолюбие? Однако никто более меня не был поражён величием их нации и её политическим значением. Великие судьбы этого народа, последнего пришельца на старом мировом театре, занимали меня во всё время пребывания среди него:– В массе русские показались мне великими, даже в своих самых отталкивающих пороках; в отдельности они мне показались привлекательными, у народа я нашёл интересный характер; эти лестные истины мне кажется, должны достойно уравновесить другие, менее приятные. Но до сих пор большая часть путешественников относилась к русским, как к избало-ванным детям”.

Кюстин считал, что нелицеприятность и искренность его описаний дают ему право на критику. ” Они ( т.е.”русские” ) – пишет автор – не увидят, cколько кроется деликатного восхищения в моей явной критике ,сколько сожаления и, в известных случаях, симпатий – в моих самых суровых замечаниях”.

Но у русского читателя книга может вызвать раздражение, гнев, едва ли не ярость. Словно автор её -аристократ 19 века, потомок гильотинированных роялистов, человек надменного и язвительного ума – находится рядом и со злой убежденностью излагает свои нередко обидные для нас наблюдения, делает ет выводы, которые звучат, как приговор и вызывают ожесточенное желание оспорить их. Скорее всего, это происходит оттого, что в каждой строке жива личность самого Кюстина, который в “Записках” остался самим собой, не старался никому угодить, не боялся быть субъективным.

Впрочем, кому-то эта книга понравится. Независимость и смелость суждений, афористичность, пародоксальность самого образа мышления, свободно-го, раскованного – всё это не может не доставить интелектуального наслажде-ния.

Что прежде всего поражает в этой книге? Ну конечно, невероятное для человека такого блистательного ума непонимание русской жизни. Его воспритие России во многом подобно восприятию человека, который, поставив себе целью узнать, что за жизнь протекает в доме с уродливым фасадом, рассматривает только фасад, с дотошностью лица заинтересованного отмечая все его изъяны, дисгармонию пропорций и прочее. Конечно, путешественник был волен начать изучение страны с Петропавловской крепости, куда он отправился в первый же день по приезде и куда его не пустили, так что он был вынужден ограничиться посещением собора, где погребены члены императорской фамилии. Но вот к какому столь смелому и многое в себе таящему выводу он приходит: “ Мы, люди Запада, революционные роялисты, видим в государственном арестанте в Петербурге только невинную жертву, русские же в нём видят осуждён-ного преступника. Вот до чего доводит политическое идолопоклонство”.

Уже в этом, далеко не самом резком его высказывании, проглядывается абсолютное непонимание особенностей, характера русского человека 19 века, – во всяком случае верующего, – сострадательное, жалостливое отношение к лю- бому арестанту, христианская потребность увидеть в нём именно невинную жертву, поделиться с ним последним куском хлеба и помолиться за него Богу. Правда о России, которую открывает Кюстин западному читателю, – не вся правда.

Кюстин приложил к русской жизни критерии, сформированные во многом противоположной ей французской жизнью с её культом комфорта, изящества, галантности, свободы. Результат получился курьёзный: настоящая ошибка двух мирочувствий. Отправляясь в Россию, он заранее был готов увидеть страну дикую, варварскую, насильственно цивилизованную злым гением Петра, восточную деспотию, которая ещё находится на стадии завоевательных войн и живёт воспоминаниями о набегах, увидеть нацию, которой чужд “ моральный элемент”. Не потому ли, ничуть не стесняясь, он пишет, что “северные варвары” ему “приятнее южных обезьян”, что русские – “почти люди”, но что они – “грязные, как лапландцы, невежественные, как дикари”.

Цитаты можно продолжить, но и без того очевидно, что Кюстин ничего не понял в том, что составляло душу и сердце русской жизни, поэтому русские для него – вместилище всех пороков, хотя внешне “прекрасны как ангелы”. Народ в целом дик, необуздан, быт его ужасен – невозможно войти в избу без того, чтобы не унести с собой “живые сувениры”. Даже восхищаясь ловкостью и удалью русских извозчиков, он не без сарказма замечает, что вежливо простившись, они не преминут тут же, за спиной, что-нибудь да украсть.

Масштабы страны, беспредельность её равнинных пространств, природа, образ правления и жизнь народа - всё непривычно взору европейца,всё раздражает,внушает почти истерический страх.Но больше всего поражает Кюстина полное отсутствие свободы, которое, по его утверждению, является наивысшей ценностью человеческой цивилизации. “Где нет свободы, там нет души и прав-ды” – пишет он. Не находя даже зачатков свободы, он проникается отвращением ко всей стране. Мысль о рабстве, в которое она погружена, постоянно омрачает его восприятие. Даже видя дамскую шляпку или перчатки, он невольно подсчитывает, сколько это могло стоить человеческих душ. Петербург он воспринимает прежде всего как оплот деспотизма, город, построенный на костях рабов. “ Здесь движутся, дышат только с позволения или по приказу, поэтому всё мрачно и имеет принуждённый вид; молчание царит в жизни и парализует её!” Архитектура северной столицы, как и всё, что сотворено железной волей Петра, для Кюстина – жалкое и почти уродливое подражание античным и иным образцам, абсолютно неуместное в этом страшном климате, да и сам климат – сообщник тирании.

Вот как он описывает архитектуру города: “…Напротив дворца громадная аркада прорезает полукруг строений античного образца; она служит выходом с площади и ведёт на Морскую улицу; над этим громадным сводом торжественно возвышается колесница, запряжённая шестью бронзовыми лошадьми в ряд и управляемая какою-то аллегорической или исторической фигурой. Не думаю, чтобы в другой стране можно было видеть что-нибудь столь же без-вкусное, как эти колоссальные ворота,открывающиеся под домом, с примыкающими к ним с боков жилищами, мещанское соседство которых не мешает считать их триумфальной аркой, благодаря монументальным претензиям русских архитекторов. Я подошёл бы нехотя посмотреть вблизи этих позолоченных лошадей, статую и колесницу; но если даже они хорошо сделаны, в чём я сомневаюсь, они так плохо поставлены, что я не мог бы ими любоваться. В памятниках прежде всего гармония целого побуждает любопытного изучать подробности. Тонкость исполнения ничего не значит без красоты замысла;впрочем, в произведениях русского искусства одинаково отсутствуют и та, и другая. До сих пор это искусство сводится к терпению,оно заключается в подражании с грехом пополам, для перенесения к себе без разбора и вкуса, всему, что изобретено в других странах. При желании воспроизводить античную архитектуру следует дозволять себе только копировать её, да и то в сходном местоположении. Всё здесь очень жалко, хотя и колоссально, так как в архитектуре величие создаётся не размерами страны, а строгостью стиля. Меня крайне удивляет здесь пристрастие к воздушным сооружениям. При таком суровом климате – к чему портики, аркады, колоннады, перистили Афин и Рима? ” “ Скульптура под открытым небом производит на меня здесь впечатление экзотических растений, которые нужно убирать каждую осень; эта ложная роскошь менее всего подходит к привычкам и духу народа, к его почве и климату. В стране, где бывает иногда 80 градусов разницы между зимней и летней температурой, нужно было бы отказаться от архитектуры тёплого климата. Но русские привыкли даже с природой обращаться, как с рабом, и ни во что не ставить время. Упрямые подражатели, они принимают своё тщеславие за гений и думают, что призваны воспроизвести у себя сразу и в большом размере памятники всего мира. Этот город, в котором императрица Екатерина (sic) дала праздник, был тоже чудом; он был так же долговечен, как хлопья снега, эти розы Сибири ” “Всё, что я до сих пор усмот-рел в созданиях русских правителей, – не любовь к искусству, а самолюбие человека ”.

По мнению Кюстина, в отсутствии в России свободы и заключается опасность её для Европы, Франции, чьё поражение в войне 1812 года ещё столь памятно. Нищий, приниженный народ – жертва имперских амбиций её самодержавных властителей – смотрит, как кажется Кюстину, со скифской жадностью на Запад. Угнетённый, всегда мечтает поработить других…

Сердце России – Москва – поражает путешественника. “ Знаете ли вы, что такое кремлёвские стены? – вопрошает он . – Слово “ стены ” даёт вам представление о вещи слишком обыкновенной, слишком жалкой, что вводит вас в заблуждение; стены Кремля – это горная цепь. Это цитадель, построенная на рубеже Европы и Азии, в сравнении с обыкновенными укреплениями то же, что Альпы в сравнении с нашими холмами: Кремль – Монблан крепостей.Если бы гигант, зовущийся русской империей, имел бы сердце, я сказал бы, что Кремль – сердце этого чудовища, он – голова его”.

Однако, узнав, что Николай Первый предполагает перестроить кое-что в Кремле, чтобы сделать своё жилище там удобнее, Кюстин пишет с возмущением: “ Но спросили ли вы себя, не испортит ли это улучшение единственный в мире ensemble старинных зданий священной крепости?” И далее: “И я,пришедший в Кремль, чтобы увидеть порчу этого исторического чуда, я присутствую при нечестивом деле, не смея испустить ни одного скорбного вопля, не требуя во имя истории, во имя искусства и вкуса сохранения старых памятников,обречённых на исчезновение под скороспелыми измышлениями современной архитектуры…”

Тонкий художник, изысканный стилист, Кюстин сгущает краски, создавая гиперболизический образ России, которому нельзя отказать в цельности. Эмоциональные, экспрессивные описания иллюстрируют мысль автора, его не волнует “ мелочная ” достоверность, поскольку ему кажется, что он выражает глубинную суть явлений. Между тем читаешь книгу и понимаешь: Кюстин и не подръозревал, сколь могучая духовная сила зреет в этой, с его точки зрения, дикой , варварской стране, что близко уже время таких властителей дум, как Толстой, Достоевский. Невольно попадая под обаяние русского человека, чувствуя в нём нечто сокрытое для него, Кюстин даже не пытается разобраться в этом смутном ощущении, не замечает теплоты братских отношений между людьми, - он видит прежде всего лукавого и коварного раба.

Для современного читателя, знающего, что такое сталинское уравнительное рабство, чтение этой книги – соль на раны, ведь некоторые пророчества Кюстина о будущем России сбылись совсем не в 19, а в 20 веке.Надо было быть по меньшей мере смелым человеком, чтобы с такой обескураживающей откровенностью высказаться о великой державе, которая и полтора века назад влияла на судьбы Европы. Кюстин понимал, что свобода и благоденствие всего человечества будут возможны, если они будут реализованы в России. Эта мысль остаётся актуальной и в наши дни.

Из всех многочисленных путешественников – иностранцев, оставивших cвои воспоминания о Николаевской России, наибольшее впечатление и за границей, и унас произвёл маркиз де Кюстин. Вдумчивый и тонкий наблюдатель, превосходный стилист,он захватывал читателя блеском литературного таланта, едкостью остроумия, отточенностью афоризмов, искренностью тона. Несомненно, во многих случаях он сгущал краски, но это вызывалось его темпераментом,стремительным и бурным, сильным и на редкость цельным. Обычно обвинение его в ненависти к России. Ложность его ясна для каждого читателя, внимательного и беспристрастного. В характеристике Кюстина столько скорби, сам он пережил за время своего путешествия такой глубокий внутренний перелом, что о намеренном сгущении красок не может быть и речи. В его мнимой ненависти больше любви и настоящего человечного уважения, чем в казённых апологиях гречей и других официальных или официозных патриотов. В этом отношении его воспоминания напрашиваются сами собой на параллель со знаменитыми письмами Чаадаева.

путешественник, вернувшийся к своему очагу, может сказать о своей стране то, что один остроумный человек говорил о са- мом себе: “Когда я оцениваю себя, я скромен, но я горд, когда себя сравниваю”.

При подготовке реферата были использованы публикации:

“РОССИЯ 18 В. ГЛАЗАМИ ИНОСТРАНЦЕВ”. Л.:1989.

“ЗАПИСКИ О РОССИИ МАРКИЗА ДЕ КЮСТИНА”.